Наш директор

     Он мог бы стать кем угодно викингом северных морей и охотником на тигров, а стал директором школы и учителем истории. Всему виной нога, так нам казалось он был ранен на войне и нога не гнулась в колене. Невозможно было представить, что он был солдатом и кто-то ему мог приказывать. А он мог бы приказать всем, своим властным сиплым голосом, легко перекрывающим любой шум. Он был всегда в светлосером костюме - и серые глаза, светлое лицо, большие белые руки... Везде мы слышали стук его ноги, он появлялся все стихали. Он сразу находил озорника и долго смотрел на него с высоты своего роста, как на гнусное насекомое: Ко мне! - в кабинет...
     Он рассказывал нам, как возникали и гибли империи. Мы слушали его как завороженные он умел словами рисовать картины. Дома я проверял по учебнику ни слова своего он не сказал, и не пропустил ни слова. Как же ему удавалось это?... Они шли лавиной, все сметая на своем пути... он говорил это с особой силой, глаза его загорались, он начинал ходить крупными шагами, слегка припадая на раненую ногу, как тигр... он мог бы раскрошить наши парты и выкинуть их в коридор...  Потом он сдерживался, руки за спину мертвой хваткой, и говорил: Приступим к опросу садился и долго водил длинным пальцем по списку и все замирали...
     Перед праздниками он обходил классы. Сначала распахивалась дверь и показывалась его нога, потом,  на страшной высоте большой белый нос и его крупное лицо, а затем и вся огромная фигура тридцатилетнего силача. Он останавливался и говорил веско: Завтра праздник, наш праздник... кто не с нами, тот против нас...   Надо было идти на демонстрацию. Он шел впереди, всем улыбаясь, огромный, красивый - и мы за ним, в коротеньких штанишках, с букетиками искусственных цветов...  Он назначал наших пионерских вождей, и мы поднимали руки. Он принимал нас в комсомол, хотя сидел при этом как гость, в углу комнаты, положив обе руки на больное колено, но все знали, что он принимает. Он спрашивал всегда:  Почему комсомол не партия? и услышав ответ потому что двух партий быть не может... крупно кивал головой и говорил это наш человек, наш...
     Он не старел, и потом, через десять лет, я увидел его на улице - и дрогнул, повернулся и стал рассматривать витрину, и он, конечно, не узнал меня. Я не был в школе потом ни разу, потому что уверен он там, и снова будет смотреть своими немигающими глазами, и снова я услышу его медленный сиплый голос:
     В кабинет ко мне!...
 
 
  Продолжение
Возврат к Содержанию/content/