Наш директор
Он мог бы стать кем угодно викингом северных
морей и охотником на тигров, а стал директором школы и учителем истории.
Всему виной нога, так нам казалось он был ранен на войне и нога не гнулась
в колене. Невозможно было представить, что он был солдатом и кто-то ему
мог приказывать. А он мог бы приказать всем, своим властным сиплым голосом,
легко перекрывающим любой шум. Он был всегда в светлосером костюме - и
серые глаза, светлое лицо, большие белые руки... Везде мы слышали стук
его ноги, он появлялся все стихали. Он сразу находил озорника и долго
смотрел на него с высоты своего роста, как на гнусное насекомое: Ко мне!
- в кабинет...
Он рассказывал нам, как возникали и гибли
империи. Мы слушали его как завороженные он умел словами рисовать картины.
Дома я проверял по учебнику ни слова своего он не сказал, и не пропустил
ни слова. Как же ему удавалось это?... Они шли лавиной, все сметая на
своем пути... он говорил это с особой силой, глаза его загорались, он
начинал ходить крупными шагами, слегка припадая на раненую ногу, как тигр...
он мог бы раскрошить наши парты и выкинуть их в коридор... Потом
он сдерживался, руки за спину мертвой хваткой, и говорил: Приступим к
опросу садился и долго водил длинным пальцем по списку и все замирали...
Перед праздниками он обходил классы. Сначала
распахивалась дверь и показывалась его нога, потом, на страшной высоте
большой белый нос и его крупное лицо, а затем и вся огромная фигура тридцатилетнего
силача. Он останавливался и говорил веско: Завтра праздник, наш праздник...
кто не с нами, тот против нас... Надо было идти на демонстрацию.
Он шел впереди, всем улыбаясь, огромный, красивый - и мы за ним, в коротеньких
штанишках, с букетиками искусственных цветов... Он назначал наших
пионерских вождей, и мы поднимали руки. Он принимал нас в комсомол, хотя
сидел при этом как гость, в углу комнаты, положив обе руки на больное колено,
но все знали, что он принимает. Он спрашивал всегда: Почему комсомол
не партия? и услышав ответ потому что двух партий быть не может...
крупно кивал головой и говорил это наш человек, наш...
Он не старел, и потом, через десять лет,
я увидел его на улице - и дрогнул, повернулся и стал рассматривать витрину,
и он, конечно, не узнал меня. Я не был в школе потом ни разу, потому что
уверен он там, и снова будет смотреть своими немигающими глазами, и снова
я услышу его медленный сиплый голос:
В кабинет ко мне!...
Продолжение
Возврат к Содержанию/content/